Проснулся я от скрипа половиц в спальне. Открыл глаза и увидел свет в первой половине дома. Первая половина дома считалась прихожей и нашей столовой.
В углу слева от двери из спальни размещалась русская печь. В ней выпекался хлеб куличи к празднику Пасхи и другие вкусноты, а также готовилась повседневная горячая еда для семьи и домашних животных и птиц. Когда мама по утрам пекла из свежей муки блины или оладьи на натуральных домашних жирах, по всему дому разносился аппетитный запах, который нас детей поднимал с постели и звал к столу. Особенно надолго и устойчиво витал в воздухе дурманящий дух свежего ржаного хлеба, или праздничный аромат домашней колбасы. Не той, что вы покупаете в магазине, неизвестно из чего приготовленной, не имеющей ни хорошего вкуса ни приятного запаха, а колбасы, приготовленной из домашнего свежего мяса и приправленного специями.
В холодное зимнее время мы детвора часто, после лазанья по снежным сугробам, катания на коньках, лыжах озябшие и промокшие залазили на печь, отогревались, обсыхали, а иногда и засыпали до утра, не слезая даже на ужин. На уровне верхней части печи вдоль стены располагались полати, на которых спал отец. Во второй половине дома, такой же просторной была спальня. Вдоль двух стен спальни стояли четыре широкие деревянные кровати с огромными перьевыми подушками и матрацами, набитыми свежим сеном, или соломой. Матрацы набивались осенью после уборочной страды. Солома в матрацах менялась раз в месяц, а то и позже.. Вдоль стены, с обратной стороны, которой стояла русская печь, была установлена голландская печь с лежанкой. Мама спала на кровати с детьми, а когда мы засыпали раньше, чтобы нас не тревожить, ложилась на лежанку.
Теперь я наблюдал за ней через открытую дверь. Она собирала все необходимое для поездки в город. Послышался с улицы шум и скрип телеги, значит отец вернулся с колхозного двора с запряженной лошадью. Скрипнула входная дверь, это пришел отец и он с мамой начал выносить корзины, со связанными в них гусями, утками и курами на продажу. Прошло не много времени и свет погас, тихо закрылась входная дверь и телега тронулась со двора. В доме было тихо, слышалось только сопение спящих. Я осторожно слез с кровати и тихонько, чтобы никого не разбудить, пошел на ощупь в первую половину.
Желание поехать в город с родителями у меня появилось с того дня, кода соседский Гришка рассказал нам о поездке в город с родителями и что он там видел много интересного и диковинного. На нем была красивая рубашка, купленная в городе, показывал фантики от конфет, которые он уже съел. Мне тоже родители привозили из города гостинцы, но так чтобы самому поехать с ними в город такого не было. Просить родителей я не смел, знал, что не возьмут и попытки такой не делал.
Вечером, когда они стали собираться в город и даже на лошади, желание поехать с ними загорелось и не угасало до самого утра, только бы не проспать. Но я совершенно не знал, как я поступлю утром. Мне думалось, что я не заметно сяду на выступающий конец удлинителя телеги. Но как это сделать не заметно от родителей я не знал. Телега открыта и ее задняя часть хорошо просматривалась и не замеченным быть не возможно. Но главное, мне казалось, не проспать, а там обстоятельства покажут, что делать.
А они сложились так, что хуже и не придумаешь, телега уехала а я все еще стою на крылечке. Озноб охватил все мое тело, кроме легкой ночной, коротенькой сорочки на мне ничего не было. Кто и как руководил тогда мною я не знаю, но какая-то неведомая сила куда-то меня влекла. Шума, уехавшей телеги, уже слышно не было. Я быстро сошел с крылечка и побежал следом за телегой. Мои ноги почувствовали резкий холод мягкого и влажного от ночной росы песка. Телега скрылась за поворотом и ее не было видно. Несмотря на холодный воздух, обхвативший мое тело и легкое покалывание ног от холодного песка и мокрой травы, я не только не вернулся домой, а еще быстрее побежал вперед. За поворотом в дали я с трудом различал еле заметный, движущийся предмет. По обе стороны дороги стояли чуть просвечивающие слегка дрожащие от легкого ветерка стены из предутреннего тумана. За стеной тумана справа темнел, колхозного счетовода Федьки, фруктовый сад с, посаженными вдоль дороги, вишнями и сливами. С левой стороны еле просматривался огромный овраг, наполнявшийся во время дождей до краев водой. Весной в период таяния снегов вода с полей переполняла овраг, заливала дорогу и вдоль по ней бурлящим потоком, пересекая проезжую часть нашей деревни, с грохотом неслась к речке. В этот период года пройти с одной части деревни в другую можно было только в болотных сапогах, при этом рискуя быть сбитым с ног водяным потоком.
Дальше, за огородами и дорогой, проходившей вдоль их, начинались колхозные поля, засеянные пшеницей, рожью, ячменем, овсом, гречихой и льном. Небо на востоке заиграло бело-розовыми красками, начинался рассвет. Несколько раз мне казалось, что телега останавливается. И каждый раз, когда это мне казалось, я приседал, а когда она начинала двигаться вперед я поднимался. Движущуюся телегу я уже видел хорошо но приближаться к ней не смел. По обе стороны дороги стояла высокая рожь и я хорошо помнил рассказы о ведьмах и волках, которые могут прятаться в самых неожиданных местах, но я старался не смотреть по сторонам, а только вперед. Сказать, что я всего этого не боялся, было бы не правдой. Страхи сопровождали меня постоянно, но я был уверен, что от идущей впереди лошади и от отца с длинным кнутом все волки давно разбежались в разные стороны. Мышей и лягушек, которые часто шмыгали и выпрыгивали из под моих ног, я не боялся. Мы с Гришкой много ловили и мышей и лягушек и даже пупырчатых жаб. Но наступать на колючих навозных жуков, гусениц и на свежие лошадиные «калачи» было противно. Ощущение голода и холода у меня давно притупились, но чувство реальности я не терял. Надежды на снисхождение родителей не было. Старался не отстать, чтобы не потерять из вида родителей и не приближался, чтобы не вызвать их
А что же родители, неужели они не видят, что за ними следом идет уже около часа их совершенно раздетый ребенок, а было начало сентября, даже для Белоруссии время прохладное. Мама сидела спиной к отцу и смотрела на убегающую из под колес дорогу. Когда начало светать она увидела, что следом кто-то идет, похожий на собаку. Когда лошадь останавливалась, то видимый предмет исчезал. Так продолжалось несколько раз. Потом стало совсем светло и можно было определить, что следом идет ребенок. И вдруг не столько глазами сколько материнским чувством она поняла, что следом идет ее малыш. И она вскрикнула: «Яким, гляди за нами идет Женька» ! Отец остановил лошадь и мама бегом побежала мне на встречу. Видя, что я голый сдернула с себя платок, набросила на меня, схватила в охапку и быстро пошла к телеге. Когда мама посадила меня в телегу у отца, похоже, боролись два чувства, чувство негодования и чувство жалости ко мне продрогшему, но мужественному человеку. Последнее чувство видать побороло. И мама спросила, может, вернемся ? Отец, молча, но не злобно дернул вожжи, взмахнул кнутом, и лошадь рысью побежала в направлении города.
Закутанный с головой в родительскую одежду, уставший, но счастливый я ехал в город.
